Танец Бешеной - Страница 81

– Впервые слышу, – сказала Даша.

– Вы это официально заявляете?

– Да, – сказала Даша. Она могла себе это позволить – микрофон давно уже покоился в мусоре, свидетелей нет.

– Странно…

– А кто вам рассказал эту байку о микрофонах?

Оба молчали. Видимо, ухватили лишь кончик ниточки и не смогли размотать. Не исключено, что Толик постукивал и им – по сценарию Агеева, понятно. Но ведь нет осязаемых улик…

– В чем все-таки подозревают француза? – спросила Даша.

– Вопросы здесь задаем мы, Дарья Андреевна…

Неужели посадят в предвариловку! А на каком основании, позвольте спросить? Нет, не решатся. Но положение – хуже некуда…

– Какие же ко мне еще будут вопросы?

– Я поражаюсь вашей самоуверенности… – сказал Евстратов. – Любопытно было бы знать мнение вашего же коллеги…

Ивакин, сжав губы в ниточку, произнес многообещающе:

– Выводы мы сделаем…

– Давайте поговорим спокойно, – сказал Евстратов. – Мы все – взрослые люди, профессионалы. И когда вы, капитан, начинаете держаться, как неразумная первоклассница, впечатление складывается не в вашу пользу. У вас нет не только оправданий – ничего, мало-мальски отдаленно напоминающего оправдания. А это, как бы мы ни пытались согласно презумпции невиновности толковать сомнения в вашу пользу, поневоле нас заставляет насторожиться… Не считайте меня врагом, – сказал он уже вполне добродушным тоном. – Я готов, например, отмести те бумаги, где подследственные обвиняют вас черт-те в чем… Это и в самом деле напоминает сведение счетов. – Он театрально развел руками. – Но вот с остальным, что прикажете делать? Если вас оклеветали, если против вас идет целенаправленная интрига, это следствие каких-то ваших действий, мешающих чьим-то преступным интересам. Вот и назовите нам, хотя бы приблизительно, людей и ситуации, очертите интересы, которые вы помешали реализовать. Оправдывайтесь, как пристало оперативнику. Вы меня понимаете?

– Понимаю, – сказала Даша.

– Что, по-вашему, осталось за пределами следствия?

Даша молчала.

– Кого вы подозреваете конкретно и в чем?

Она молчала.

– Ну, знаете… – нехорошо нахмурился Евстратов. – Я требую в таком случае ясного и конкретного ответа: здесь присутствующие входят в число злокозненных заговорщиков, плетущих против вас интриги и фальсифицирующих направленные против вас обвинения? Да? Нет?

– Нет, – сказала Даша, глядя в стол.

– Тогда, чем же объяснить ваше молчание?

– У меня нет четких доказательств, – сказала Даша.

– А вам не кажется, что эту фразу можно произнести и по-другому: «У меня одни домыслы»? Молчите?

Даша молчала. Все, что у нее было, добыто с нарушением законов, а следовательно, Агеев чист, как младенец.

– Мне кажется, не следует делать козлом отпущения одного капитана Шевчук, – негромко сказал Чегодаев. – Лично у меня создалось впечатление, что городской уголовный розыск ведет какую-то непонятную игру, и в этой ситуации не стоило бы наваливаться на стрелочника…

– Во-первых, козлов отпущения здесь никто не фабрикует, – ответил Евстратов. – Во-вторых, на капитане и без того хватает грязи… Вы понимаете свое положение, Дарья Андреевна? Да, против вас нет прямых доказательств. Но у вас нет и убедительных аргументов. На вас слишком много грязи. Ее количество перешло некую критическую массу, если можно так выразиться…

– Интересное юридическое определение, – сказала она тихо. – Критическая масса грязи…

– Вот это я и имею в виду. Такие вот ваши пустые фразы. Человек, на которого льют грязь, всегда сделает хотя бы попытку оправдаться. Все, что вы здесь сказали, мне и не напоминает попытки… И давайте не будем толочь воду в ступе. Я вас в последний раз спрашиваю: вы намерены дать серьезные, исчерпывающие объяснения? С указанием конкретных виновников ваших бед?

– Нет.

– Ну, в таком случае… Бог свидетель, я сделал все, что мог, изо всех сил пытался быть объективным и беспристрастным…

– Вы против меня выдвигаете обвинения? – спросила Даша. – Возбуждаете дело?

– Пока нет, – сказал Евстратов. – Чтобы нас не обвиняли в излишних зверствах, предоставим решать вашей же инспекции по кадрам… Все свободны.

Лицемерие выдающееся.

Они ни при чем, а уж инспекция совершенно объективно и беспристрастно сделает из нее котлету, пользуясь той же пухлой папкой…

В приемной Ивакин приблизился к ней на два шага и, глядя в сторону, сказал:

– Завтра, в девять утра, извольте прибыть на Черского. А пока имейте в виду – до окончания служебного расследования вы отстранены от исполнения всех и всяческих обязанностей. В связи с утратой доверия. Это не мое мнение, как вы понимаете.

Едва заметно кивнул и пошел прочь. Даша понимала, что ей следует опечалиться, но как-то не могла заставить себя грустить. Некогда.

Воловиков, Слава и Федя ждали ее у крыльца. Последний тут же кинулся к ней:

– Дарья Андреевна, я им ни хрена не сказал…

– Молодец, – кивнула Даша, нашаривая в кармане ключи от машины.

– Ты куда? – взял ее за локоть Воловиков. – Нужно сейчас же сесть и обмозговать все на завтра… И где, в самом деле, Флиссак? Ты понимаешь, что влипла по уши?

– А то, – сказала Даша. – Не знаете, отменили уже ориентировку на мою тачку? Отменили? Вот и прекрасно…

– Слушай… – сквозь зубы процедил Воловиков.

– Некогда, – сказала она серьезно. – Все я понимаю, но мне ужасно некогда. Боюсь опоздать. У меня остался один-единственный шанс. Я вам верю, но вы уже ничем помочь не можете. Ладно. Как пела Янка – медведь выходит на охоту, душить собак…