Танец Бешеной - Страница 59

– Дарья Андреевна, – начала докторша столь уклончиво, что сомнений более не осталось. – Придется обсудить еще один крайне деликатный вопрос…

Следовало сохранять хладнокровие, момент был решающий, но Даша, не в силах себя превозмочь, бросила сухо:

– В жизни с родным отцом не спала.

– Почему вы решили…

– Да знаю я, что там написано, – Даша указала на свежеприбывшие бумажки. – Имела счастье познакомиться. И хотела бы знать, почему там так написано.

– Потому что мы записывали строго со слов вашего отца. И со слов свидетельницы, находившейся при нем с самого начала приступа. Надеюсь, ее-то вы не подозреваете в соучастии в заговоре против вас?

– А разве я говорила, что против меня составлен заговор? – невинно спросила Даша.

– Насколько мне известно, вашему начальству вы об этом рассказывали много и охотно…

– Видите ли, я не первый сыщик, против которого устраивают провокацию со сбором компромата, – сказала Даша. – У нас такое случается. Я бы это не стала называть заговором, но против меня определенно работают…

Она обращалась главным образом к Савич, но видела по глазам той, что дело дохлое. У них тут «заговоры и козни» – симптом болезни, и не более того.

– Надеюсь, нас вы не подозреваете в соучастии с вашими… заговорщиками? – с непринужденной улыбкой спросил Хотулев.

– Ну что вы, – сказала Даша. – Однако так уж сложилось, что другой человек совсем по-иному описывал отцовский бред. Не так, как вы. И ни словечком не упомянул про «эротическую подоплеку»…

Взгляд докторши растерянно метнулся меж пациенткой и шефом:

– Да? А с этим человеком можно поговорить?

– Она умерла, – сказала Даша. – Ее убили. Та женщина, из чьей квартиры отца… увезли.

– Простите, Дарья Андреевна, а вы правду говорите? – спросила Савич.

– Увы, на этот раз Дарья Андреевна говорит чистую правду, – кивнул Хотулев. – Эта женщина погибла при крайне загадочных обстоятельствах вскоре после крайне напряженной и тягостной беседы меж ней и Дарьей Андреевной… буквально сразу же.

– Вы на что намекаете? – не выдержала Даша.

И увидела, как эскулапы обменялись нехорошими взглядами. Она нервничала все больше, давали о себе знать две почти бессонных ночи, Даша чувствовала, как ее начинает легонько трясти, словно в ознобе, и боялась, что врачи это заметят.

– Помилуйте, ни на что я не намекаю, – развел руками Хотулев. – Я, если помните, предостерегал вас от беседы с ней, говорил, что ни к чему хорошему это не приведет в вашем состоянии. В самом деле, загадочная история… Ну что же… Дарья Андреевна, как вы посмотрите на такое предложение: ненадолго задержаться у нас? Скажем, на недельку. Я понимаю ваше предубеждение против сего заведения, но поймите и вы – с галлюцинациями, подобными вашим вчерашним, шутки плохи. И пренебрегать ими опасно. В любой момент, совершенно неожиданно, может наступить обострение и принять крайне опасные как для вас, так и для других, формы. Вплоть до попыток самоубийства или стремления причинить вред окружающим. А у вас ведь, насколько мне известно, есть оружие? Нужно подлечиться. Я с вами говорю так откровенно, поскольку вовсе не считаю вас больной. Вы не больны, вы в данный момент пребываете в ясном сознании, но пережили целую череду стрессов и потрясений, появились галлюцинации, неадекватное восприятие действительности. Вам просто необходимо немного отдохнуть под надежным присмотром.

Несмотря на самую пакостную ситуацию, в какую она когда-либо попадала, Даша не удержалась от улыбки:

– Это значит: чтобы доказать, что я нормальная, нужно согласиться, чтобы меня заперли в дурдом?

– Вы сформулировали несколько прямолинейно, но, в целом, правильно, – кивнул Хотулев. – Если вы пойдете нам навстречу – не будет лучшего способа доказать, что вы здоровы. И максимум через неделю мы с вами расстанемся, я уверен. Я не стал бы употреблять столь вульгарное слово «дурдом». Здесь есть спокойные палаты для таких же, как вы, людей – переутомившихся, переработавшихся, перенервничавших…

– В самом деле, – вмешалась Савич. – Ведь если вы сейчас уйдете, а потом, боже упаси, попадете к нам в гораздо более худшем состоянии, можете задержаться надолго…

– А может, рискнем, – сказала Даша. – Посижу дома, попью таблетки…

Савич раскрыла было рот, но Хотулев успокоил ее многозначительным взглядом, изобразил на лице глубочайшее раздумье, потом медленно склонил голову:

– У вас, правда, со вчерашнего дня не было никаких… необычных наблюдений?

– Никаких, – сказала Даша.

– Что, если действительно рискнуть? – протянул он. – Под мою ответственность… Но без укольчика, уж не посетуйте, мы вас не отпустим. Согласны на такой компромисс?

Даша кивнула.

– Прекрасно. Галочка, идите распорядитесь, мы следом…

Галочка выскочила, предварительно бросив на шефа цепкий, понимающий взгляд. «Тоже мне актеры-самоучки, – подумала Даша. – Ясно, что фокус этот у вас, милые, давно отработан на настоящих шизиках. Сразу, быть может, под замок и не повлечете. Придется джинсы снимать, а значит, кобуру отстегивать, тут ваши мордовороты и навалятся… И пойдет – чем больше орешь и дергаешься, тем больше тебе в карточку пишут. Пока доберешься до судьи, в тебе уже полведра лекарства сидеть будет».

– Пойдемте, – сказала она, направляясь к вешалке.

– Одеваться не стоит, процедурная на этом же этаже. Потом вернетесь…

Словно не слыша, Даша молча накинула пуховик и нахлобучила шапку.

– Дарья Андреевна… – он непроизвольно подался к ней, сделал резкое движение, голос прозвучал жестко.